ЦЕННОСТНАЯ КАРТИНА МИРА В ЛИРИКЕ Л. ТАПХАЕВА

Творчество бурятского поэта Лопсона Тапхаева (1940-2007) продолжает оставаться в центре внимания читателей и исследователей как многогранное и яркое явление бурятской философской лирики. Традиции национального художественного мышления получили авторское преломление в творчестве Л. Тапхаева. Гармония, душевная теплота, ощущение цельности бытия, глубокое понимание законов человеческой и природной жизни – отличительные черты лирики поэта.

По мнению исследователя Т. Н. Очировой, в бурятской поэзии 70-х годов «…выражаются существенные особенности национального характера. Ей свойственен определенный, какой-то очень обстоятельный и неторопливый ритм, отражающий невозмутимо-спокойную созерцательность мышления» [Очирова, 1984, c.51].
В монографии Забановой О. А. «Пространство и время в поэзии Л. Тапхаева» исследованы пространственно-временные категории, выявляется своеобразие национальной модели природного мира. [Забанова, 2010]. Натурфилософская концепция в лирике Л. Тапхаева выявляется также в нашей работе. [Булгутова, 2017, с. 50-62] Вместе с тем, на наш взгляд, важной гранью творчества Л. Тапхаева является философское осмысление законов человеческой жизни, ее ценностей, морально-нравственных категорий. При осмыслении различных этапов человеческой жизни в художественной системе Л. Тапхаева на первое место выдвигаются ценности, присущие родовому сознанию, ценности коллективистского бытия, уважение и внимание к окружающим людям, признание достоинства человека вне зависимости от его социального статуса. У Л. Тапхаева, как считает исследователь его поэзии, «в доме-космосе органично взаимосуществуют «я», другие, семья, род, народ, природа. Всеохватность мирочувствования – отличительная черта художественно-философского мира поэта» [Забанова, 2010, с. 120]. В стихотворении Л. Тапхаева «Альган — тала» эпиграфом взята бурятская народная пословица: «Таниhан хүн талын зэргэ, / Таняагүй хүн альганай зэргэ» [Тапхаев, 1984, с.68]. (Знакомый человек подобен степи, незнакомый человек подобен ладони). Речь идет о безграничности человеческой души и ее щедрости: «Талын зэргэ дэлгэр сэдьхэл / Таниhан зонhоо ходо хүлеэнэлби. / Абаха юумэеэ абаарайт гэжэл / Альгаяа тала болгожо дэлгээнэлби» [Тапхаев, 1984, с.68]. (Подобно степи широкой души / От знакомых людей всегда жду. / Берите все, что вам нужно, / Ладонь свою расстилаю степью). Ценность родового сознания утверждается в стихотворении «Алтан үндэһэн» (Золотой корень) во второй части которого раскрывается образ золотого корня как символа человеческого рода: «Тэрэ үндэһэн, өөрымни алтан үндэһэн — / Тэнхээ, һүлдэ, бэе намда үгэһэн / Таагдашагүй гүнзэгыһөө һалаатан үндэһэлһэн / Таһаршагүй изагуурайм шуһа дамжаһан үенүүд лэ» [Тапхаев, 1981, с.4] (Тот корень, мой золотой корень, / Который дал мне энергию, душу, тело / Из неразгаданной глубины раскинувшиеся разлаписто / Поколения моих предков, передающаяся по крови связь…». Неразрывная связь с предками утверждается на протяжении всего творчества Л. Тапхаева, как в поэмах «Ёохор», «Угай бэшэг» (Родословная), так и в лирике. Так, в стихотворении «Гүзээн-нуур» возникает символический образ «пуповинной» связи человека не только с родной землей, но и с народом, подобно глубинным каналам под толщей земли, которыми связаны озера: «Хүрэхэдэнь хүрэхэ, шэргэхэдэнь шэргэхэ далаймни / Хүйһөөр холбоотой түрэл арадни бэшэ аал»? [Тапхаев, 1981, с.21] (Озеро мое, вместе с которым замерзаю и испаряюсь / разве не есть мой народ, с которым я связан пуповиной?) Удивительной теплотой проникнуты стихотворения, посвященные людям своего края, будь то дети колхозников в стихотворении «Фермын үхибүүд» (Дети фермы) или жены друзей — «Нүхэдэйм hамгад», жене – «Энгэр холбожо hууhан хойноо…» (Раз живем, соединяя взгляды (лицо к лицу), матери. В своем стихотворении «Памятник» Лопсон Тапхаев включается в традицию, идущую от Горация, признавая ценность «нерукотворного памятника», спор вызывает только его адресат. «Гараар хэгдээгүй хүшөө / Поэт табихаяа хүсөө: / Хэндэ? Юундэ? Юунэй түлөө? / θөртөөл бэзэ. Хэндэ үшөө? / Ороhон ойро түрэлэйхид, / Олон дүтын нүхэдни, / Танихашьегүй замайхид / Гансахан юумэ дурданад: / «Эжыншни сай амтатай бэлэй, / Энеэхэ, гүйхэнь дабташагүй, / Эжыншни унтари дулаахан бэлэй – / Удаахан марташагүй…» [Тапхаев, 2007, с. 93] (Нерукотворный памятник / Поэт желал оставить. / Кому? Зачем? И для чего? / Наверное, себе. Кому ж еще? / Но все мои друзья и близкие, / Родные, что захаживали к нам, / И путники, мне незнакомые, / Твердят все об одном: / «Как вкусен был у мамы твоей чай. / Неповторимы и улыбка, и сноровка, / И мягким, теплым было обхожденье – / Так долго помнится …») Не случайно в «Памятнике» Лопсона Тапхаева воссоздается прежде всего образ его матери; культ матери, особо трепетное отношение к ней свойственны всей бурятской литературе и культуре в целом. Поэт показывает облик матери, оставшейся в народной памяти живой, в искренних движениях сердца, в мимике и жестах – во всем том, что замечается и ценится любящим взглядом — «энеэхэ, гүйхэнь дабташагүй» [Тапхаев, 2007, с. 93] (неповторимо то, как она улыбалась и бегала-суетилась). В потоке живой памяти все вещи и предметы приобретают особую символичность: вкусный чай, мягкая постель – все это знаки особого гостеприимства ласковой и открытой души. Мысль о невозвратимости человеческой жизни, ее бесследности, вызывает в душе поэта отчаяние: «вовеки не смогу поставить не себе, маме нерукотворный памятник» («гараар бүтээшэгүй хүшөө / θөртөө бэшэ, эжыдээ / Табихаяа тон хүсөөд, / Шадахагүймни хэзээдээ). И только размышление о преемственности поколений, преемственности самого генотипа позволяет автору по-своему завершить тему памятника. Представление о «живой памяти» — памяти сердца, о наследовании черт характера человека и накопленного им опыта можно назвать бурятской философией жизни с свойственным ей приоритетом духовного начала. Ощущение сопричастности всем людям, сохранность родового сознания выводит автора к философскому осознанию всеобщей связи в мире, именно художественное осмысление своей родовой причастности миру, семье, друзьям, близким, своей земле, родине, народу – тот внутренний нравственный стержень личности поэта, основа его внутреннего самостоянья. Отсюда и тема нравственного долга человека перед своим народом, его ответственности перед потомками в передаче информации, идущей от предков: «Хүн гээшэ хүүргэ» (Человек — мост) [Тапхаев, 1973, с. 4]. Не случайно в лирике Л. Тапхаева ставятся морально-нравственные вопросы, таковы стихотворения «Һэшхэлэй тама» (Ад совести), «Һэшхэл» (Совесть) в сборнике «Алтан үндэһэн» (Золотой корень). В одном из поздних стихотворений поэта «Зэмэ нэхэлгэ» [Тапхаев, 2007, с. 52-53] воспроизводится как привидевшаяся во сне — ситуация высшего суда над человеком. Если в мировой литературе можно привести массу примеров, когда человек, ощущая себя изначально виноватым, оказывается раздавленным, разбитым, трагически обреченным и виноватым, лирический герой Л. Тапхаева оказывается внутренне очень сильным, духовно цельным: «Зэмэмни гэбэл, — зөөлэн үгэhөө уярха, / Зэлэрhэн шубууудай хойноhоо hү үргэхэ, / Һайхан нюдэнэй сэсэн харасаhаа hаргаха, / Һайшаабал, хаанашье ябахаар дурлаха… / Буудагты саашань, удаан бү татагты – /Сэмүүн сагай хуйманhаа эсэшооб. / Һэшхэлэйнгээ урда зэмэгүйл гэжэ мэдэгты… / Буумал шүүгшэдтэ дайлуулаад…hэришооб». [Тапхаев, 2007, с. 52-53] (Вина моя – от мягкого слова расчувствоваться, / Летящим птицам вслед брызгать молоком, / Быть ослепленным умным взглядом прекрасных глаз, / Влюбившись, следовать за ними хоть на край света… / Стреляйте, не тяните — / Устал я от суеты смутного времени, /Знайте, что нет у меня вины перед совестью… / Высшими судьями потревоженный… проснулся я…). Лирический герой Л. Тапхаева сохраняет внутреннюю цельность, только в последнем сборнике поэта, вышедшем в свет после смерти поэта, звучат трагические ноты при осмыслении человеческой судьбы и жребия. Таким образом, художественное сознание Лопсона Тапхаева в полной мере выразило специфику национального склада характера, национального мышления, в том числе и в воспроизведении ценностных категорий, в постановке морально-нравственных вопросов. В художественной философии автора основой духовной силы человека становится его сопричастность народной жизни, жизни других людей, их признание и уважение.
Литература
1. Булгутова И.В. Бурятская философская лирика: мифопоэтические основы и традиции Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 2017, 178 с.
2. Забанова О. А. Пространство и время в поэзии Л. Д. Тапхаева. — Улан-Удэ: ГУП Издательский дом «Буряад үнэн», 2010. — 184 с.
3. Очирова Т. Н. Постоянство или цена устойчивости и бунта // Земли моей молодые голоса. — Улан-Удэ: Бурятское книжное издательство, 1981. – с. 44-64.
4. Тапхаев Л. Зангилаа. — Улаан-Yдэ: Буряадай номой хэблэл, 1973. – 56 н.
5. Тапхаев Л. Алтан үндэһэн. Улан-Удэ: Буряадай номой хэблэл, 1981. – 80 н.
6. Тапхаев Л. Гол харгы. Улаан-Yдэ: Буряадай номой хэблэл, 1984. – 76 н.
7. Тапхаев Л. Шэб шэнэ дэбтэр нээбэб. — Улаан-Yдэ: ГУП Издательский дом «Буряад үнэн», 2007, 112 н.

Ирина Булгутова доц БГУ д.ф.н.

Уран хүн